7 декабря Русская Православная Церковь отмечала память святой великомученицы Екатерины Александрийской, которая является небесной покровительницей императрицы Екатерины Великой и супруги строителя Троицкого храма деревни Павлино графа П.А. Румянцева-Задунайского – Екатерины Михайловны. Редакция сайта предлагает вниманию его посетителей статью Наталии Сотниковой, опубликованную на портале «Baltip» и размещенную по адресу: http://www.baltip.ru/pokornaya.htm
Графиня Екатерина Михайловна Голицына, дочь знаменитого сподвижника Петра I фельдмаршала кн. Михаила Михайловича Голицына, готовилась к свадьбе. Ее жених, Петр Александрович Румянцев, молодой статный полковник, в то время был больше известен своими неблаговидными поступками и любовными приключениями. Его родители довольно натерпелись от своего сына, пока не поставили ультиматум: или остепенись, или отречемся от тебя.
Свою громкую боевую славу будущий полководец приобретет позже. А пока он решил обзавестись семьей.
Княгиня Голицына обладала привлекательной наружностью, была умна, получила прекрасное образование в доме своих родителей, хорошо знала французский, хуже – немецкий и при этом владела немалым состоянием и обширными родственными связями. Родители обеих сторон по взаимным переговорам заключили в 1748 году брак своих детей. Проживая первое время после брака зимой в Москве, а летом в принадлежащем княгине подмосковном имении Стрелкове, супруги Румянцевы жили согласно. Вскоре у них родилась дочь Танюша, но она скончалась в младенчестве. Затем Екатерина Михайловна подарит супругу трех сыновей: в 1750-м – родится Михаил, в 1754-м – Николай, в 1755-м – Сергей.
Петр Александрович, не желавший себя в чем-либо стеснять, не особо подчинялся требованиям нравственного долга. Он и после супружества не воздержался от различных увлечений и приключений, которые вскоре привели к тому, что он совсем покинул свою супругу. И все эти годы, до самой кончины, Екатерина Михайловна в письмах будет умолять графа вернуться и жить в семье, не забывать об их детях. Сколько слез было пролито над этими письмами, в которых кроме боли одиночества есть и высокое женское достоинство, и гордость.
Самый напряженный момент в их отношениях, очевидно, был в 1760-х годах. Самое горькое письмо было написано ею в 1762 году, когда из-за каких-то сплетен граф обвинил ее в неверности. Вот уж этого она не могла стерпеть: «…нахожу последнее уже сказать: коли хочешь жить и любить по-прежнему – так оставь езду свою к водам, и приезжай сюда… или я с охотою к тебе поеду и ничего в жизни, ниже живота своего, не пожалею, буде же к водам намерения не переменишь, я… не хочу этого более. Ты будешь ездить со своею полюбовницею да веселиться, а я здесь плакать да кручиниться, да в долги входить».
Еще через два года она попытается все-таки пристыдить и призвать графа к совести. «Я горесть свою осьмой год претерпеваю. Но не забудьте, что по чьей я милости и жить в 30 лет перестала. Бога ради, лишь детей помни. Я с охотою жертвовать готова, лишь будь ты спокоен и дети бедныя благополучны».
В письме, написанном в 1764 году, она смиренно признается: « Нет, Петр Александрович, я знаю, что я вам одна только и мешаю, да я давно сказала, что призрите свою невинность, я вас собою вязать не буду… Боже мой, не родись так человек несчастлив в свете, как я рождена…»
В апреле 1764 года, после такого душевного крика, который прорвался на бумагу, Екатерина Михайловна уже более спокойно будет писать графу, как будто смирившись со своим положением, но все-таки она еще льстит себя надеждой, что приедет ее незабвенный супруг и заживут они как люди. После этого все свои письма она неизменно подписывала: «Покорная и верная жена Е.М. Румянцева». Такой она и останется на все последующие годы.
В 1764 году граф был назначен Екатериной II командующим Украинской армией. Екатерина Михайловна поедет в Глухов, где в то время было местопребывание П.А. Румянцева. Тем самым она хотела прекратить все толки и сплетни, которые были вокруг нее. Но графу было не до супруги. Однажды в письме к мужу она расскажет, как заехавший к ней Лаков, сослуживец мужа, показал ей писаный портрет Петра Александровича, который он вез для себя. Так она уговорила его оставить ей этот портрет, чтоб хоть так видеть своего любимого супруга.
В письмах к мужу она будет просить его прислать ей французских газет, подыскать детям учителя, чтобы знать языки, лучше из Польши, «потому что все лучшие учителя были из Варшавы, там они такой платы не получают», просит посмотреть «на ярмонках сукно для пошива ливрей для лакеев…». Она успевает следить за модой. Купит себе новых два веера, хотя «у меня хороших много, а этаких нету». Иногда дает балы в Глухове. Но уже в марте 1767 года по настоянию супруга возвращается в Москву. С этого времени по день своей кончины она состояла с мужем только в переписке.
Она, по-видимому, уже потеряла надежду жить вместе с ним. Тон ее писем становится спокойно-деловым. Она больше пишет о хозяйских делах, о детях, об их обучении, что было возложено теперь всецело на нее. Отец этого вовсе не касался. Характерна ее фраза из письма 1768 года: «Дети, целуя руки, благодарят, что их вспомнил».
Что было по ее силам и возможности, она пыталась все сделать для образования сыновей. Обучала их верховой езде, танцам, фехтованию, как она пишет, «биться на рапирах», математике, географии, рисованию. Но денег катастрофически не хватало. Граф иногда выделял ей энную сумму по ее же просьбе. Но несмотря ни на что, она сумела внушить своим детям изумительную привязанность и благоговение к не совсем заботившемуся о них отцу, как это можно усмотреть из писем сыновей к последнему.
По мере того, как сыновья подрастали, явилась для графини новая забота – об определении их на службу. Она хотела определить старшего Михаила в 1768 году волонтером в армию под началом своего супруга, чтобы была оказия сыну научиться военному делу. Встретив упорное несогласие на это со стороны мужа, Екатерина Михайловна определила его в лейб-гвардию Преображенского полка и хлопотала о полном его снаряжении – нужно было его отправлять в Петербург, делать ему коляску: «…только верховой лошади нет; пожалуй, батюшка, постарайся как-нибудь смирную ему достать, нельзя ему без верховой лошади. Да пришли, пожалуй, пару пистолетов, у него нету, есть очень дурные, а мне помнится, у тебя много».
Затем оба оставшихся сына – Николай и Сергей были определены в лейб-гвардии Конного полка, позднее, по совету гр. Брюса, мужа сестры Петра Александровича, она хлопотала о переводе сына Николая в Семеновский полк, причем Брюс изъявил готовность взять его к себе в ординарцы.
В день бракосочетания великого князя Павла, сына Екатерины II, в 1773 году Екатерина Михайловна была пожалована в действительные статс-дамы и назначена гофмейстериною при малом дворе великого князя Павла. Вместе с двором Екатерина Михайловна ездила в 1775 году в Москву на торжественное празднование победителя-супруга, заключившего известный мир в Русско-турецкой войне. 12 июля 1775 года на нее был возложен орден святой Екатерины малого креста. Находясь в Москве, она виделась с супругом на празднествах и была «до того пренебрежена своим супругом и так худо трактована им, что николи ни о чем не говорил, что она после ни о чем не хотела ему советывать» (в письме от 07.02.1776).
В начале 1778 года она просила увольнения от двора, воображая, какую блаженную жизнь будет вести в имении своего мужа Кайнарджи под Москвой. Императрица отпустит ее, а супруга великого князя Павла Мария Федоровна при прощании наденет ей на руку браслет с их портретами, осыпанными бриллиантами.
Удалившись от двора, графиня Екатерина Михайловна Румянцева ни разу более не была в Петербурге. Зимою она будет проживать в Москве, очень скромно, имея небольшой круг знакомых. Сперва она скучала, по словам кн. А.А. Куракиной, потом успокоилась. Она всецело посвятила себя детям и своему хозяйству, для которого большую часть года проводила в селе Кайнарджи (ныне Троицкое-Кайнарджи Балашихинского района).
Она по-прежнему продолжала писать своему мужу и описывала ему, как сооружает церковь в Кайнарджи, как строит оранжерею, переделывает мельницу, роет пруды, выписывает холмогорских коров, волов из Малороссии, где так и будет проживать ее Петр Александрович. В садах выращивала абрикосы, персики и ананасы. Она намеревалась все постройки делать каменными, и притом сперва соорудить хозяйственные постройки, а уж потом самый дом для себя, и спрашивала супруга, где поставить дом, по какому рисунку. Несмотря на трудности, она не падала духом, находила большое удовольствие жить в Кайнарджи. Она не упускала случая прикупить близлежащие земли по дешевой цене, если продавали сходно, и просила у супруга денег на такие покупки.
В это время она уже вполне подчинилась своей горькой судьбе, отказалась совсем от мысли возвратить себе своего супруга, к которому так и сохранила нежную привязанность и внимательную заботливость. Она даже ласкала себя мыслью, что он когда-либо посетит ее в Кайнарджи. Но этого она не дождалась. Уже с половины 1778 года графиня начала недомогать, у нее часто болели глаза, без очков она не могла ничего читать или писать. В ноябре 1778 года, долго пробыв в Кайнарджи, она переехала в Москву. В июне 1779 года, за 2 месяца до кончины, она писала мужу: «Я уже тебе писала, что переехала в Кайнарджи, и воздух здешний меня больше вылечил, нежели все лекарства». Последнее письмо к мужу было датировано 7 июля 1779 года, а 22 августа Екатерина Михайловна скончалась на 55-м году жизни и погребена в Донском монастыре.
Последними ее строчками в письме, как всегда, были: «Прости, батюшка, мысленно целую и буду до конца покорная, верная жена. Е.М. Румянцева-Задунайская».
